<Итак: молодая белокожая женщина лежит в постели с молодым чернокожим мужчиной. Они уже закончили то, для чего встретились, и сейчас спокойны. Оба — лицом к потолку. Сейчас каждого из них напрягает присутствие другого. Откуда он родом, она не знает, это для неё не важно. У него сносный, удобно усреднённый английский. Возможно, он с островов Карибского архипелага. Или из Суринама. Назови он свою отправную точку на этой планете, женщина всё равно забудет. Да и зачем это помнить? Важно одно: его тугая гладкая кожа похожа на шкурку свежего баклажана. Мужчина спокойно, долька за долькой, поедает оранжевый фрукт. Закат. Нежные мандариновые дольки на тёмно-лиловом фоне кажутся подсвеченными изнутри… словно ёлочные игрушки ввечеру… как елочные игрушки… Ты когда-нибудь наряжал ёлку? Pardon? Слушай.... давай я сейчас попробую тебе кое-что перевести… можно? Это стихотворение, понимаeшь? No problem, говорит он. <…> Итак, некая третья страна, где не жил он, не жила она. Долька мандарина на коже чернокожего парня светится изнутри, словно ёлочная игрушка… Ты когда-нибудь наряжал ёлку? Pardon? (Это, кажется, уже было?) Ладно. «И чёрен, и смолен зелёный за теремом бор…» Господи, отпусти. (Все три фразы — молча.) А вслух: слушай… можно я тебе… ну… стихотворение переведу? No problem. Бог мой, почему? Почему — сейчас? «Я помню спальню и лампадку… игрушки… тёплую кроватку… И милый, кроткий голос твой: «''Ангел-хранитель над тобой!..''» Господи, почему — почему здесь и сейчас?! (Это — молча.) А вслух: так можно я тебе стишок попробую перевести? Будешь слушать? No problem, dear. Я же сказал: читай. Белая фигурка придвигается к чёрной. Вплотную. Как в шахматах. Но, совсем не как в шахматах, обнимает её. Без этого не получается. Чёрная фигурка (повтор — в надежде на повторный сoitus): dear, no problem. Белая (перестраивая тембр и дыхание): ну… понимаешь… лучше сначала на языке оригинала… На языке оригинала это звучало бы так… И цветы, и шмели, и трава, и колосья, И лазурь, и полуденный зной... «The very nice language, dear…Really: the very nice…» «And flowers, and... ну, они, как осы, но не осы… они такие крууууглые (показывает пальцами), понимаешь? Такие: вжжжжжжжж… Такие, ну…» Чёрная фигурка (осторожный ход): «Bumblebees?..» «Оh, yes!!! Yes!!! Bumblebees! Давай я тебя поцелую...» «No problem». «Ну вот. Сейчас дальше попробую перевести. На моём языке будет так… Сейчас повторю… Срок настанет — Господь сына блудного спросит: Был ли счастлив ты в жизни земной?.. В этой точке времени белая фигурка неожиданно совершает полностью внешахматный ход: она начинает рыдать. То есть даже не просто рыдать, а выть. Слёзы безудержно, абсолютно незатрудненно, стекают по мощному, очень гладкому, баклажанному трицепсу уроженца некой, скажем, Тау-Киты. Одновременно с этим женщина видит себя словно бы сверху… Ну да, словно при съёмке сверху… Она видит сейчас себя, белую фигурку, и эту чёрную фигурку; они составляют словно некий иероглиф (какой?) — и словно бы вспоминает, потому что это она уже когда-то это видела… Оттуда же, — сверху, высоко сверху… Когда? Где?> ***
Comments