Про моего дедушку

Dr. Andrew Andersen

Canada / August 18, 2024

Недавно мне пришло в голову написать (или точнее даже будет - записать) серию коротких рассказов из жизни моего дедушки. Один из таких рассказов я даже уже написал («Дедушка-пацифист»). Однако эти рассказы, да и само поведение деда будут малопонятны читателю без базовых знаний о том, кем был дедушка и почему поступал так или иначе. Поэтому я и решил  написать своего рода «вводный» рассказ, который должен кое-что прояснить и снять некоторые (не все) вопросы.

Вообще-то, про моего дедушку можно и, наверное, даже нужно написать много. Его долгая жизнь была необычной и, можно даже сказать, таинственной. Помнится, во время его похорон ко мне подошел незнакомый старый латыш и низким, хрипловатым голосом сказал: «Твой дед был не простой человек». Сказал и ушел... Они – такие... Эти старые латыши... Скажут вот что-нибудь подобное и объяснять не будут -  понимай как хочешь....

Хочу верить, что тебе, дорогой читатель, рассказы про моего дедушку будут интересны – как-никак это ведь иллюстрации из былой эпохи,  уже ушедшей в историю.

Много ли я знаю о своем дедушке? Кое-что знаю, но очень мало. В годы так называемой «советской власти» в семье очень боялись рассказывать правду о его и бабушки происхождении, равно как и о не столь давнем, но весьма сложном прошлом. Однако меня настораживали некоторые случайно увиденные фотографии из потрепанных альбомов. С фотографий глядели не очень далёкие предки, одетые в странные для советского ребёнка мундиры и вообще выглядевшие как-то совсем не по-рабоче-крестьянски.

Уже после отъезда из СССР я начал кое-что копать с целью прояснения семейной истории и кое-что даже откопал, но в основном по линии бабушки с материнской стороны. А вот про деда узнал совсем мало. Но в любом случае, убедился, что очень многое в его официально известной биографии было искажено или попросту наврано.

Начиная с фамилии и реальной национальности и заканчивая боевым путём. Например незнакомым людям дедушка на вопрос о том, кто он по национальности - а вопрос этот имел основание, поскольку он совсем не был похож на советского человека – отвечал, что он якобы «из белорусов». Я, правда, всяких белорусов повидал, но таких мне что-то не попадалось. Дома дедушка с бабушкой говорили в основном по-русски и по-немецки. Иногда по-польски (бабушка была полькой из обедневшей шляхетской семьи).

А уж если говорить о языках... Тут могу сообщить, что дедушка в совершенстве владел немецким и русским, неплохо говорил по-польски и по-латышски, а также понимал по-английски. По крайней мере, на этих пяти языках он регулярно слушал «вражеские голоса» через свой навороченный местными умельцами радиоприемник «Спидола». Такой вот белорус, с позволения сказать. По происхождению он официально был из крестьян, только вот в какой деревне он родился, и в какой стране та деревня находилась - об этом скупые семейные предания умалчивали. Так или иначе, по всему выходит, что дедушка на самом деле был чистейшим балтийским немцем. Об этом я начал догадываться ещё в детстве, сопоставляя факты и, что называется складывая два и два. Догадка подтвердилась в середине восьмидесятых, когда нашлись дедушкины родственники в Западной Германии (тогда существовала еще и Восточная Германия, также известная как ГДР).

По профессии дедушка был военным и, кажется, никаких других профессий у него не было. Как я выяснил незадолго до его смерти, в  1918-м году, будучи восемнадцатилетним подростком, он оказался вовлечен в войну за независимость Латвии, но на «не совсем правильной» стороне - на стороне Балтийского Ландесвера – добровольческих сил, укомплектованных преимущественно балтийскими немцами.

В разгар военных действий – в мае 1919 года дед оказался в рядах частей Ландесвера под командованием князя Ливена, признавших Латвийскую республику и вставших на её сторону в борьбе  против большевиков. Должен признаться, что служба моего юного дедушки в рядах Ландесвера семьдесят лет спустя поспособствовала моему устройству на довольно престижную работу в Германии, куда я переехал в 1989: как-то находясь в  гостях у моего будущего шефа, я рассказал о дедушке, и оказалось, что отец жены шефа был офицером у Ливена и, возможно, командиром части, в которой воевал мой дед.

Вскоре после окончания Освободительной войны 1918-1920 гг. дед попытался устроить свою жизнь и не нашел ничего лучше, чем поступить в офицерскую школу. Там тоже сложилось удачно: директор школы по ошибке принял деда то ли за бывшего кадета, то ли за бывшего юнкера.

В конечном счете по окончании офицерской школы дедушка стал офицером армии независимой Латвии, женился на бабушке и... вроде бы жизнь  наладилась, но... наступил мрачный для народов Балтии 1940-й год.

Преданная своим правительством Латвия оказалась оккупирована и впоследствии аннексирована Советским Союзом. Её вооруженные силы, соответственно, должны были быть переформатированы в несколько дивизий Красной армии, а личному составу надлежало принять новую присягу. Дед оказался одним из тех, кто присягать новым властителям отказался, и в результате был арестован и этапирован в Сибирь. В ссылку была также отправлена бабушка с их детьми - моей матерью и дядей (братом моей матери).

О том ,через что приходилось пройти репрессированным и сосланным в период правления Сталина уже написаны тонны книг, а посему я не буду занимать ваше время описанием того, что вы, наверняка,  и так знаете. Тем более, что сам я там не был, а описывать всё это с чужих слов имеет и того меньше смысла. Не говоря уже о том, что об этом периоде своей жизни дедушка с бабушкой вообще не рассказывали ни слова.

Долго ли - коротко ли, но после ареста и депортации пробежал почти год. Летом 41-го года началась Советско-германская война, и Нибелунги порвали в клочья находившуюся на границах Европы Красную армию. Армию, готовившуюся к «освободительному походу», но никак не к обороне. После серии разгромных поражений и бегства на восток Советы начали срочно клепать новую армию, для которой им понадобились квалифицированные офицеры. И именно в начале осени 41-го года во всем лагерям стали выискивать ещё не убитых и не искалеченных офицеров латвийской, эстонской, польской и некоторых других армий, заключенных туда в ходе «расширения братской семьи советских республик» в 1939-40 годах. И именно тогда деду и многим другим ему подобным предоставили второй шанс послужить советской власти ради спасения коммуняк от их вчерашних дружков-нацистов. И уж тут дед упорствовать не стал. Служить согласился - тем более с повышением в  воинском звании - а заодно сумел выторговать и освобождении своей семьи из ссылки с использованием бабушки по специальности преподавателя немецкого и русского языков.

Далее последовали годы, в течение которых дедушка воевал в рядах Красной армии получал ранения и награды, продвигался по службе и в конце концов к финалу войны занял генеральскую должность заместителя начальника штаба одного из фронтов. Оставаясь при этом в чине полковника.

О боевом пути моего деда с 1940-го по 45-й год тоже писать не буду, ибо знаю слишком мало, да и опять-таки меня там не было. Однако, я навсегда запомню совет деда - всегда решать в пользу человека, если возникает дилемма: поступить сообразно сомнительному «чувству долга» или во имя сохранения жизни конкретной личности.

Кстати, и во время Советско-германской войны с дедом произошло два драматических события – драматических даже на фоне страшных военных будней. В конце 1942-го нацистами были расстреляны его старики-родители (мои прадед и прабабушка, про которых я практически вообще ничего не знаю, кроме того, о чем сейчас напишу) за то, что в своем домике под Ригой укрывали от расправы еврейскую семью (вероятно, донес в Гестапо кто-то из «добрых соседей»). К тому же, при обыске в доме прадеда нашли не сданное оружие – несколько револьверов и две винтовки – а за одно только  это в то время и в тех местах полагалась виселица. Но прадеда с прабабушкой не повесили, а расстреляли, видимо благодаря каким-то прошлым заслугам. Впрочем, про тот случай я, наверное, тоже напишу рассказ... А другое драматическое событие было связано с тем, что в 1943 году дед представил собственный план разблокирования Ленинграда (про ужасы Ленинградской блокады вы, наверное знаете, а если не знаете, то посмотрите на Интернете). В ходе обсуждения плана его оскорбил кто-то из советских генералов. Дед ответил в том же духе, после чего по приказу держиморды-генерала с него там же сорвали погоны. Дед был разжалован в рядовые и отправлен в штрафбат. Как он потом рассказывал, первой мыслью было выхватить из кобуры еще не  отобранный пистолет и выпустить в генерала обойму, но он удержался, подумав о том, что будет в этой ситуации с его семьей.

Впрочем и в штрафбате удача его не бросила: вскоре, во время одного из боёв дед «искупил кровью» свой «проступок». Я помню – всякий раз, когда дед раздевался в бане или перед купанием в море или реке, мне в детские глаза бросались шрамы, которыми была иссечена его грудь. Это были следы осколков немецкой гранаты, разорвавшейся рядом с ним во время атаки, когда он как раз и «искупил кровью». А еще на его плече и предплечье были заметны следы пулевых ранений, полученных в других боях... А когда в том самом сорок третьем дед  находился на излечении в госпитале, приказом более высокого начальства был расстрелян отправивший его в штрафбат генерал, а дед восстановлен в звании и должности с возвращением ранее полученных наград.

Но, вернёмся к полковничьим погонам дедушки, которые он продолжал носить, занимая генеральские должности. По его собственным словам году в сорок пятом сам маршал Конев сказал ему в личной беседе буквально следующее: «Понимаешь, до сих пор существует подозрение, что ты всё-таки - немецкий шпион, хоть и не раскрытый. Так что о генеральских штанах с лампасами даже не мечтай. Вдруг тебя все-таки когда-нибудь раскроют, а мы же не можем допустить чтобы у нас были генералы-шпионы».

Впрочем дедушка до штанов с лампасами дорываться и не пытался, справедливо полагая, что ему повезло уже в том, что он остался жив. Прослужил ещё восемь лет и был отправлен в отставку в 1953-м году сразу после смерти Сталина и начала правления Хрущева.

Ну а в конце сороковых за дедушкой было замечена интересная привычка проводить отпуск. А именно - два или три отпуска подряд дедушка провёл один, отдыхая в Карпатских горах на западе Украины и именно в тех самых местах, где в те годы УПА (Украинская Повстанческая Армия) или попросту – «Бандеровцы» - вели жесточайшую партизанскую войну против советской власти.

Дедушка снимал там хату, вернее - комнату в деревенской хате в маленьком горном селе, с местными жителями общался на польском языке, который они тогда еще тоже хорошо знали, и разгуливал по деревне и по горам в форме советского офицера. При этом никто на него не нападал, не стрелял в него и вообще ничего плохого ему не делал. Дедушка правда рассказывал, что всегда спал с пистолетом под подушкой, ну мы-то понимаем, что если бы его хотели убить, то никакой пистолет под подушкой не помог бы. Да, конечно, в те годы меня тоже ещё не было на свете, ну этим особенностям дедушкиных послевоенных отпусков я получил целых два доказательства. Первое доказательство состоит в том, что дедушка, очень любивший петь и певший постоянно на разных языках разные песни, пел также две песни из репертуара Украинской Повстанческой армии. В детстве-то я думал, что это были просто украинские народные песни, но в последние десятилетия когда YouTube стал буквально заполнен песнями партизан УПА, я эти две песни опознал. Слова одной из них и сейчас помню:

Спи наш друже вірний,

Спи наш друже бравый,

Спи наш дру-уже молодий!

Тебе сьогодні поховаем,

А завтра снова в бий!

Ну а вторым доказательством явился визит к нам в Юрмалу «Пани Володимировны» - той самой старушки, у которой дед снимал комнату в Карпатах. Про ту старушку я тоже собираюсь написать отдельную миниатюрку, обо память о ней того стоит.

Ну а после 1950-х... В 1959-м году родился я. И в 1960-м в связи со сложными взаимоотношениями между моими родителями меня «сбросили» дедушке с бабушкой в Юрмалу, и годы моего детства я провел в их доме. И многое видел, а многое еще и понял уже потом, когда вырос. Вроде бы дед с бабушкой доживали жизнь в относительном комфорте на дедушкину военную пенсию, к коей была также прибавлена неплохая пенсия бабушки, но... и в той их жизни было кое-что интересное и необычное.

Например, как я уже писал выше, дед имел навороченный местными радиоумельцами радиоприемник «Спидола», с помощью которого постоянно слушал разного рода «вражеские голоса» на разных языках (немецком, русском, английском, польском, украинском и латышском) и за общим семейным столом пытался обсуждать услышанное. Впрочем, бабушка и также некоторое время жившая с нами моя старшая сестра (сводная) его быстро обрывали, говоря, указывая на меня: «Ты хочешь, чтобы он (то есть я) начал обсуждать всё это в школе?!» И дедушка замолкал...

Выходя в город, дедушка, как правило, надевал костюм с галстуком и немецкую шляпу (в то время в советских магазинах продавались такие шляпы производства ГДР или Чехословакии), которую он дополнял медальоном и хоть и маленьким, но всё же пёрышком. Но так же легко он мог перевоплощаться: например, идя в какое-либо советское учреждение для решения разных бытовых вопросов, дед облачался в потертый старый пиджачишко, под который надевал военную рубашку, а на лацкан прикалывал либо одну из своих медалей, либо орден Отечественной войны (у деда было несколько орденов и медалей, причём не только советских, но он их вместе почти никогда не носил и в советских ветеранских тусовках почти никогда не участвовал). А когда он возился со своим видавшим виды автомобилем, то на нём всегда была замасленная спецовка и старый берет. Как-то увидев его в таком виде, мой дядя Ингвар прокомментировал: «Ну ты, папа, - мастер перевоплощения! То выглядишь как какой-то немецкий барон, то как профессор, а теперь вот – как французский автомеханик...»

Кроме того, дедушка с ранних лет обучал меня стрельбе и приёмам рукопашного боя. Последнее мне весьма пригодилось, поскольку меня отдали в русскую школу – да еще в класс, где все были на год старше меня, а русскоязычные дети отличались агрессивностью и жестокостью – особенно к тем, кого считали слабее да к тому же еще и «безотцовщиной» (якобы). Но в моём случае, как говорится, коса часто находила на камень... Несколько позже дедушка также дал мне много советов, применимых вроде бы только в экстремальных ситуациях, но, как показала моя дальнейшая жизнь, не только в них. Об этих советах я тоже не премину написать рассказ...

Ещё жизнь в доме бабушки с дедушкой запомнилась мне «сессиями покерного клуба», когда раз в месяц в нашем доме собиралась компания старичков и старушек, знакомых друг с другом еще со времен довоенной и досоветской Латвии. То есть раз в месяц они собирались у моих дедушки с бабушкой, а вообще эти сборища проходили «по кругу», то есть по очереди в домах и квартирах всех «членов клуба». Как очевидно из неофициального названия, эти люди собирались для игры в покер за большим, накрытым зеленым сукном столом в гостиной, на котором лежала заранее приготовленная нераспечатанная колода карт, а также невесть как и где раздобытые настоящие французские фишки – как в западных казино из заграничных фильмов. После первого тура был изысканный обед... облаченные в вечерние платья дамы пили вино и ликёры, а одетые в темные костюмы мужчины пили коньяк и курили трубки и сигары (в те годы табачные киоски СССР и аннексированных стран Балтии были заполнены настоящими кубинскими сигарами, стоившими копейки, поскольку народ их не особо покупал и не умел правильно курить)... За столом велись разговоры, которых я нигде больше не слышал, обсуждались события прошлого, но не так, как нас учили в школе... Потом – второй тур игры, за которым следовал не менее изысканный ужин... не знаю почему, но мне тогда казалось, что атмосфера этих покерных вечеров была чем-то сродни общению белоэмигрантов в каком-нибудь Париже или Марселе...

Между  прочим, у дедушки с бабушкой также часто собирались совместные компании с отставными советскими генералами и сановниками, некоторые из которых тоже жили на пенсии в Латвии, а другие приезжали на отдых. Там обстановка была совсем другой, да и разговоры - другие, хотя подчас не менее интересные. Но характерно было то, что бабушка с дедушкой никогда не смешивали компании «советских» и «досоветских» стариков, и сейчас мне это понятно, да и вам, я думаю, тоже.

Ну и наконец, дедушка вроде бы вращался ещё в какой-то таинственной компании – также как-то связанной со старой Латвией, но чисто мужской. И эта компания никогда не собиралась у нас дома (о ней - тоже разговор отдельный, хотя я про неё практически вообще ничего не знаю, кроме каких-то слухов и намеков). Кроме того, летом дедушка часто ездил на своем стареньком автомобиле в Литву, куда зачем-то брал с собой и меня (когда я был еще ребенком), где встречался с какими-то совсем уж таинственными и непонятными личностями. Об одной из этих поездок будет написан рассказ «Дедушка и Наполеон».

Ну вот, пока что и всё... Более подробно многое из упомянутого выше вы прочтете в моих рассказах, большинства которых еще нет, но, я надеюсь, что в ближайшее время они будут мною написаны.